Реформация и институт семьи

http://centero.ru/dialogs/kak-reformatsiya-izmenila-otnosheniya-v-seme-i-v-armii

Сергей Кара-Мурза: Реформация трансформировала и ряд институтов: семью, армию, экономику и хозяйство, науку, государство. Начнем с семьи и армии?

Оксана Куропаткина: Да, начнем с них. Важность семьи как «боевой единицы» подчеркивали все три «отца» Реформации – Лютер, Цвингли и Кальвин. Двое первых и сами были многодетными отцами. Семейные обязанности, особенно долг отца, стали важной религиозной обязанностью в рамках «мирского аскетизма». Семья как «начальное училище благочестия» стала структурной единицей общины.

Сергей Кара-Мурза: Да, семья стала «ячейкой общества» с суровой дисциплиной и четкой дистанцией ее членов друг от друга, определенной их обязанностями. Возник небывалый ранее тип одиночества человека – в семье. Вебер пишет о том, какую роль сыграла Реформация в разрыве традиционных связей даже между близкими людьми в семье: «Общение кальвиниста с его Богом происходило в атмосфере полного духовного одиночества. Каждый, кто хочет ощутить специфическое воздействие этой своеобразной атмосферы, может обратиться к книге Беньяна “Pilgrim's progress” (“Путешествие пилигрима”), получившей едва ли не самое широкое распространение из всех произведений пуританской литературы. В ней описывается, как некий “христианин”, осознав, что он находится в “городе, осужденном на гибель”, услышал голос, призывающий его немедля совершить паломничество в град небесный. Жена и дети цеплялись за него, но он мчался, зажав уши, не разбирая дороги и восклицая: “Life, eternal life!” (“Жизнь! Вечная жизнь!”). И только после того, как паломник почувствовал себя в безопасности, у него возникла мысль, что неплохо бы соединиться со своей семьей».

Оксана Куропаткина: «Обращение» семей и постоянная работа с ними существенно укрепили протестантские церкви и способствовали не только их численному увеличению, но прибавлению в церковный «актив» молодежи, с детства воспитанной в суровой дисциплине.

Сергей Кара-Мурза: Я подозреваю, что именно такое отношение к детям сразу толкнуло народы Юга Европы к войнам Контрреформации. В Реформации дети предстают греховными, ибо зачаты «во грехе». Эта изначальная греховность ребенка изживается суровым воспитанием, постепенной победой над дьяволом. Некоторые педагоги этим объясняют сохранение в английских школах, почти поныне, телесных наказаний. Это – совершенно иной взгляд на ребенка, нежели в иных культурах. У нас, например, любой ребенок изначально невинен, независимо от грехов родителей («сын за отца не ответчик»), а кальвинисты доходили до отлучения от церкви новорожденных. Вебер пишет: «Строгие пуритане — английские и шотландские индепенденты — смогли возвести в принцип требование не допускать к крещению детей заведомо отвергнутых Богом людей (например, детей пьяниц)». Отец любил опрокинуть стаканчик – а ребенка отлучают от церкви. Ничего себе!
Очень уж необычным было присущее кальвинизму представление о греховности супружеских отношений вообще и даже деторождения. При этом, наоборот, оправданной оказывалась как раз проституция. М. Вебер пишет: «Половое влечение, сопутствующее деторождению, греховно и в браке… Некоторые пиетистские течения видят высшую форму брака в сохранении девственности супругов… Пуританский и гигиенический рационализм идут различными путями, однако в этом пункте они мгновенно понимают друг друга. Так, один рьяный сторонник “гигиенической проституции” мотивиро¬вал моральную допустимость внебрачных связей (в качестве гигиенически полезных) — речь шла о домах терпимости и их регламента¬ции — ссылкой на Фауста и Маргариту как на поэтическое воплоще¬ние его идеи. Восприятие Маргариты в качестве проститутки и отождествление бури человеческих страстей с необходимыми для здоровья половыми сношениями вполне соответствуют духу пурита-низма».
Надеюсь, что во времена «развитого капитализма» эти догмы смягчились?
Макс Вебер посвящает этой стороне дела очень большое внимание. Он пишет: «Эта отъединенность является одним из кор¬ней того лишенного каких-либо иллюзий пессимистиче¬ски окрашенного индивидуализма, который мы наблю¬даем по сей день в «национальном характере» и в инсти¬тутах народов с пуританским прошлым, столь отличных от того совершенно иного видения мира и человека, кото¬рое было характерным для эпохи Просвещения». Эта религиозная проповедь протестантов, распространяемая в массовой литературе, оказывала на людей вполне реальное воздействие, которое резко ослабляло кровнородственные связи как инструмент для соединения человеческих общностей.

Оксана Куропаткина: Представления об изначальной греховности человека связаны с учением о первородном грехе (все люди, кроме Христа, наследовали и наследуют падшую природу Адама и грешны с рождения) – оно общехристианское. Однако, как было сформулировано церковью еще в III-IV вв., во время крещения младенцам прощается первородный грех, хотя его последствия так или иначе остаются в каждом человеке. Кальвин и его последователи, в отличие от анабаптистов, не отвергли крещения младенцев, но фактически упразднили его смысл, поскольку никто не знает, предопределены люди ко спасению или нет – значит, и «смыть» грех Адама крещение само по себе не может. Изначальную, сущностную тягу ко злу каждого человека кальвинисты подчеркивали особо (по сравнению с другими конфессиями): «…все люди зачаты в грехе и рождаются чадами гнева, непригодны для спасительного добра, склонны к злу, мертвы во грехах своих, рабы греха; и без благодати возрождающего Святого Духа они не желают и не способны обратиться к Богу, изменить свою испорченную природу или даже расположить себя к такому изменению» (Каноны Дортского Синода). Человек, даже если он «избранный», поскольку Бог его «в этой жизни не избавляет всецело от плоти и тела греха», нуждается в правильном наставлении, чтобы спастись от искушений. Семья – это тот микросоциум, который больше, чем какая-либо другая группа, способен научить человека его обязанностям – прежде всего поставить ему жесткие границы. Интересно, что в русской педагогике, опиравшейся на православную традицию, главным считалось найти что-то хорошее в самом дурном воспитаннике и зацепиться за это, поскольку человек считался хорошим, даже если он несовершенен, а в английской и американской педагогике, впитавшей пуританские традиции, главной целью было подавить дурные склонности даже в самом хорошем воспитаннике, потому что даже самый хороший человек – в душе порочен и зол.
Без семьи практически невозможно вырастить настоящего христианина. Ричард Бакстер писал: «Вы не увидите всеобщей реформации, пока не добьетесь реформации в семьях». Он же наставлял священников, чтобы они делали обходы по семьям и проверяли, учат ли отцы своих детей Писанию и катехизису. Если отцы ведут себя неподобающе, то, во-первых, они не могли поставить должных рамок своим детям – значит, даже «избранные» дети дурны и развращены, а таким не место в «общине верных», среди суровых аскетов – еще подадут дурной пример; во-вторых, раз отец не выполняет, в силу своего поведения, роль духовного наставника в семье, значит, и семья – не духовная боевая единица и, соответственно, не входит, вместе со своими членами, в общину. Так что здесь логика «строгих» кальвинистов, отлучающих детей, вполне последовательна.
Что касается семьи и брака. С одной стороны, все протестантские течения, включая кальвинистов, уделяли и уделяют семейным вопросам очень много внимания и провозглашали святость и нерушимость семьи, многодетные семьи считались Божьим благословением, деторождение – священной обязанностью женщины. С другой стороны, действительно, всем известна пуританская брезгливость к половым вопросам. Христианская традиция в целом довольно аскетична, но пуритане, подчеркивающие тотальную греховность и несовершенство человека, делали особый акцент на порочности всего «природного» и физиологического, о чем они говорили больше представителей других христианских конфессий. Страстное проявление чувств как то, что может помутить средство спасения - разум, неусыпно надзирающий за греховными порывами и пресекающий их, сурово осуждалось. Вот и противоречие: семья нужна как единица общины и средство воспитания души, с другой – семейные отношения, в частности, отношения мужчины и женщины, - порочны. Это противоречие привело к тому, что основой семьи стал долг, часто тягостный, а не любовь друг ко другу. Проституция и порнография, действительно очень развитые в странах пуританской культуры, связаны, на мой взгляд, и с «местью» сексуального начала, так сурово подавляемого, и с брезгливым и утилитарным отношением к полу, в котором сходились и пуританин, и владелец публичного дома.

Сергей Кара-Мурза: Я не могу не верить Максу Веберу, поскольку его книга «Протестантская этика…» сопровождает каждый тезис и цитату скрупулезной библиографией, какую редко встретишь в науке. Кроме того, он и сам был лютеранином и умел отодвинуть свои идеологические предпочтения.
В связи с детьми Вебер пишет о рациональности протестантских народов: «“Человеч¬ность” в отношении к “ближнему” как бы отмирает. И это находит свое выражение в ряде самых разнообразных явлений. Так, для того чтобы ощутить атмосферу этого вероучения, приведем в каче¬стве иллюстрации прославленного — в известном отношении не без оснований — реформатского милосердия (charitas) следующий при¬мер: торжественное шествие в церковь приютских детей Амстердама в их шутовском наряде, состоявшем из двух цветов — черного и красного или красного и зеленого (наряд этот сохранялся еще в XX в.), — в прошлом воспринималось, вероятно, как весьма нази¬дательное зрелище, и в самом деле оно служило во славу Божью именно в той мере, в какой оно должно было оскорблять “челове¬ческое” чувство, основанное на личном отношении к отдельному индивиду».
Насколько необычными были взгляды кальвинистов того времени, видно из такого замечания Вебера: «Достаточно обратиться к знаме¬нитому письму герцогини Ренаты д'Эсте, матери Леоноры, к Кальвину, где она среди прочего пишет, что “возненавидела” бы отца или мужа, если бы удостоверилась в том, что они принадлежат к числу отверженных..; одновремен¬но это письмо служит иллюстрацией того, что выше говорилось о внутреннем освобождении индивида от “естественных” уз благодаря учению об избранности».

Оксана Куропаткина: Перейдем к армии. Она стала, как и семья, религиозным объединением. Началось это еще с XVI в., с протестантских ополчений. В армии гугенотов ввели наказания солдат за нарушение церковной дисциплины; «лесные гёзы» во времена Нидерландской революции, помимо всего прочего, казнили испанских пособников по приговору кальвинистских консисторий – то есть выполняли функцию церковных палачей.

Сергей Кара-Мурза: Да, это были армии совершенно нового типа, удивляли «отсталых», как нас в 1941 г. Воины с «функцией церковных палачей»! Но главное – пуритане создали современную военную дисциплину. Вебер пишет: «Кромвелевские “ironsides” (“железнобокие”), которые во весь опор с поднятым пистолетом в руке неслись на врага, не стреляя без приказа, превосходили “кавалеров” отнюдь не дервишеподобной страстностью, а трезвым самообладанием и следованием воле командира».

Оксана Куропаткина: В следующей беседе поговорим о том, какие изменения коснулись науки, экономики и хозяйства, а также государства.